Я пил купленную в судовой лавке лимонную газировку, смотрел на море глубокого синего цвета, на плавающие в нем маленькие острова. Даже не острова, а что-то вроде обломков скал, на которых никто не жил. Ни воды, ни растений — только белые морские птицы на верхушках оглядывали окрестности в поисках рыбы и не обращали на плывущий мимо паром никакого внимания. Волны набегали и разбивались у подножия скал, опоясывая их ослепительно белой пенной каймой. Время от времени попадались и такие острова, на которых жили люди. Здесь разрозненными кучками росли — будто наперекор всему — упрямые деревья с густыми кронами, и белые домики усеивали склоны. В маленьких бухтах качались на волнах яркие разноцветные лодки. Своими высокими мачтами они вычерчивали на небе дуги в такт движению.
Сидевший рядом морщинистый старик протянул мне сигареты.
— Спасибо, — улыбнулся я и показал жестом: не курю. Тогда он предложил мне мятную жвачку. Поблагодарив его, я взял и, жуя, стал снова смотреть на море.
Паром прибыл на остров после семи. Солнце, конечно, уже перестало нещадно палить, как раньше, но небо сияло по-прежнему, а летний свет казался еще ярче. На белой стене морского вокзала огромными жирными черными буквами было написано название острова — совсем как табличка с чьим-то именем на двери. Паром пришвартовался вдоль пирса, и пассажиры, неся вещи в руках, стали друг за другом сходить по трапу на берег. Сразу у причала располагалось открытое кафе, где встречающие ждали прибытия парома.
Сойдя на берег, я стал искать глазами Мюу. Но никого, кто мог бы оказаться ею, вокруг не нашлось. Несколько раз ко мне подходили разные люди и предлагали свои маленькие гостиницы.
— Вам есть, где остановиться? Гостиница не нужна? — Каждый раз я качал головой:
— Нет. — И каждый всучивал мне свою визитку — на всякий случай.
Приплывшие со мной на пароме, сойдя на берег, разошлись в разные стороны: кто ездил за покупками — домой, туристы — в гостиницы или пансионы. Встречавшие на пристани дождались своих и после коротких объятий или рукопожатий тоже скрылись куда-то. Оба грузовика и “пежо” спустили на берег, и они уехали, оставив за собой только рев двигателей. Даже любопытные коты и собаки, которые поначалу собрались на пристани, тоже незаметно все разбежались. Оставались только несколько смуглых старцев — с целой вечностью свободного времени, да я — со своей виниловой спортивной сумкой, смотревшейся здесь совершенно нелепо.
Я сел за столик в кафе, заказал чая со льдом и принялся размышлять, что же делать дальше. Ясно, что могу я не слишком много. Приближалась ночь, остров мне совершенно незнаком. Где что находится и что тут происходит, непонятно. Сейчас, здесь я вообще ничего не могу сделать. Подожду немного, и если никто не появится, переночую где-нибудь, а завтра утром снова приду сюда к прибытию утреннего парома — ничего другого не остается. Неужели Мюу просто позабыла о встрече или что-то перепутала? Не думаю. По словам Сумирэ, она очень внимательна и пунктуальна. Если Мюу не пришла в порт, скорее всего, у нее на это какая-то особая причина. Или же она не предполагала, что я доберусь так быстро.
Дико хотелось есть. Казалось, через меня все видно насквозь — такой жуткий голод. Наверное, из-за того, что я надышался свежим морским воздухом, мой организм вдруг резко обнаружил, что в желудке ничего не было с самого утра. Но я не хотел пропустить Мюу, поэтому решил помучиться еще немного и подождать ее в кафе. Периодически мимо курсировали местные жители, бросая на меня любопытные взгляды.
Я принялся за свой на удивление безвкусный чай и решил просмотреть купленную в киоске рядом с кафе брошюрку на английском об истории и географии острова. Здесь проживало от трех до шести тысяч человек — в зависимости от времени года число менялось: летом за счет туристов увеличивалось, зимой — падало, поскольку местные жители уезжали на заработки. Никакой серьезной промышленности на острове не было, впрочем, и сельского хозяйства тоже — выращивали оливки и некоторые виды фруктов. Еще ловили рыбу, добывали губку. Вот почему в начале двадцатого века многие эмигрировали в Америку. Большинство поселились во Флориде — там их умение ловить рыбу и нырять за губкой очень пригодилось. Во Флориде есть даже городок, названный в честь их родного острова.
На одной из гор, на самой вершине располагалась военная радиолокационная станция. Рядом с портом находилась небольшая гавань для военных патрульных катеров. Турция совсем близко и греки вели постоянное наблюдение, чтобы пресекать нарушения границы и контрабанду. По той же причине в городке было немало военных. Во время конфликтов с Турцией (а небольшие столкновения случались довольно часто) активность в порту заметно возрастала.
В эпоху, когда греческая цивилизация переживала самый славный период своей истории — еще до нашей эры — здесь проходил торговой путь в Азию, и остров процветал как транзитный порт. Кроме того, вовсю развивалось судостроение, в котором использовалась собственная древесина — в то время лиственные деревья густо покрывали склоны. Однако греческая цивилизация пришла в упадок, горные леса полностью вырубили (богатая растительность так сюда больше и не вернулась), блеск и слава острова тоже стремительно канули в Лету. А потом пришли турки. Их владычество отличалось крайней жестокостью. Если туркам что-то не нравилось, они отрезали у людей уши и носы так же легко, будто срезали растения или стригли деревья в саду. Так было написано в брошюре, которую я читал. Где-то в конце XIX века, после многочисленных кровопролитных боев с турецкой армией остров наконец обрел независимость, и над портом взвился сине-белый греческий флаг. А потом снова пришли войска, на этот раз — Гитлера. Немцы соорудили на вершине горы радарную и метеорологическую станцию и вели наблюдение за акваторией острова. Именно с этой точки у них был самый лучший обзор. Английские бомбардировщики прилетали станцию бомбить. Но сбросили бомбы не только на военную базу, но и на порт и потопили ни в чем не повинные рыбацкие суда. Погибло несколько рыбаков. В той бомбежке вообще погибло гораздо больше греков, чем немцев. Жители рыбацкого поселка до сих пор вспоминают об этом с горечью.