Мюу положила в рот оливку, затем, взяв пальцами косточку, грациозно — совсем как поэт, убирающий лишние знаки препинания из написанного стиха, — бросила ее в пепельницу.
— Извините, что позвонила вам посреди ночи, — сказала Мюу. — Я тогда не смогла вам толком ничего рассказать: у меня все перепуталось, я даже не понимала, с чего начать. Конечно, сейчас я еще не до конца привела свои мысли и чувства в порядок, но, по крайней мере, в душе уже нет того хаоса, как раньше.
— Так что же, наконец, произошло? — спросил я. Мюу сплела пальцы над столом, разжала руки, снова соединила их.
— Сумирэ исчезла.
— Исчезла?
— Как дым, — сказала Мюу и отпила немного вина. — Довольно долгая история… Наверное, правильнее всего рассказывать по порядку, с самого начала. Чтобы не упустить какой-нибудь тонкий нюанс. Ведь то, что произошло, — само по себе дело… очень тонкое, деликатное. Но в любом случае давайте сначала закончим с едой. Сейчас уже не та ситуация, когда каждая секунда на счету, да и голова на пустой желудок работает плохо. Потом, здесь так шумно — поговорить нормально все равно не удастся.
Ресторан был битком набит местными жителями, все говорили громко, энергично жестикулируя. Чтобы не сорвать связки и расслышать друг друга, нам с Мюу приходилось низко склоняться над столом и почти соприкасаться лбами. Официант принес большую глубокую тарелку с салатом по-гречески и крупную белую рыбу, зажаренную на гриле. Свою порцию Мюу посолила, выжала на нее сок из половинки лимона и слегка полила оливковым маслом. Я последовал ее примеру. Мы сосредоточились только на еде, не думая ни о чем другом. Как сказала Мюу, первым делом нужно утолить голод.
— Как долго вы сможете здесь пробыть? — спросила она. Я ответил, что через неделю начинается новый семестр в школе, и к этому времени я должен вернуться. Будет не очень здорово, если я вовремя не появлюсь. Мюу по-деловому кивнула. Затем, сжав губы, стала что-то высчитывать в уме. Она не стала говорить ничего типа: “Все в порядке, вернетесь вовремя” или “Неужели все прояснится так скоро”. Просто сделала какие-то свои выводы и, запрятав их в некий дальний ящик, продолжала спокойно есть.
Когда мы перешли к кофе, Мюу завела разговор о деньгах, которые я потратил на авиабилеты. Спросила, как лучше их вернуть — в долларах или дорожных чеках.
— Или же я могу перевести деньги на ваш счет в иенах, когда вернусь в Токио. Как вам удобнее?
— Сейчас у меня с деньгами более-менее нормально, так что эти расходы я смогу покрыть сам, — сказал я. Мюу продолжала настаивать:
— Ведь это я просила вас приехать. Я покачал головой:
— Дело не в том, что мне брать у вас деньги неловко. Просто если бы прошло еще немного времени, я, скорее всего, и сам бы, по своей воле, сюда приехал. Вот что я хочу сказать.
Мюу, немного подумав, кивнула.
— Я вам очень благодарна. За то, что приехали. Трудно передать словами, насколько…
Когда мы вышли на улицу, все вокруг окутали яркие разноцветные сумерки — будто по небу расплескали множество красок. Воздух был такой пронзительной синевы, что, казалось, этот цвет с каждым вдохом разливается по легким. В небе начинали слабо мерцать звезды. Жители острова уже покончили с ужином и, будто не в силах больше ждать, когда же, наконец, придет этот поздний летний закат, покинули свои дома и отправились на вечерний променад. Семьи, парочки, компании друзей прогуливались неподалеку от порта.
Нежные запахи моря — так оно пахнет на исходе дня — обволакивали улицы городка, по которым шагали мы с Мюу. На правой стороне — торговые лавки, небольшие гостиницы, рестораны со столиками, выставленными в ряд прямо на тротуаре. В маленьких окнах с деревянными ставнями горел уютный желтый свет, из радиоприемников лилась греческая музыка. Слева раскинулось море. Темные ночные волны тихо бились у причала.
— Еще немного, и дорога пойдет в гору, — сказала Мюу. — Дальше — либо по крутым ступенькам, либо пологой тропой, но по ступенькам ближе. Ну что, пойдем здесь? Как для вас, нормально?
— Конечно, — ответил я.
Мы начали подниматься по узкой каменной лестнице вдоль склона. Ступеньки были длинными и крутыми, но в походке Мюу совсем не чувствовалось усталости, и она всю дорогу не сбивалась с определенного ритма. Подол юбки весело колыхался у меня перед глазами — влево-вправо, влево-вправо; икры ее ног — загорелые, красивые — мерцали в темноте, в свете почти полной луны. Я первым выбился из сил. Приходилось то и дело останавливаться, чтобы хорошенько отдышаться. Чем выше мы поднимались, тем дальше и меньше становились огоньки гавани. Еще совсем недавно прямо возле меня были люди, каждый чем-то занят, а сейчас их всех вобрали в себя эти цепочки безымянных огоньков. Картина так поразила меня, что захотелось вырезать ее ножницами — такой, как есть, — и приколоть булавкой на стенку своей памяти.
Дом, где жили Мюу и Сумирэ, оказался маленьким коттеджем с верандой, обращенной к морю. Белые стены, красная черепичная крыша и дверь, выкрашенная в темно-зеленый цвет. Дом окружала низкая каменная стена, которую изумительно красиво оплетали заросли красной бугенвиллеи. Мюу открыла незапертую дверь и пригласила меня войти.
Внутри было прохладно и приятно. Гостиная, средних размеров столовая, кухня. На белых оштукатуренных стенах висело несколько абстрактных полотен. В гостиной — мягкая мебель, книжные полки, небольшая стереосистема Дальше — две спальни и ванная комната, не очень большая аккуратная, облицованная кафелем. Все в доме — просто и уютно, ни один предмет как-то особо не бросается в глаза напротив — смотрится очень органично.