Сумирэ переводила эту заметку порциями, потихоньку отпивая кофе из маленькой чашки. Несколько мелких пчел деловито копошились в лужице клубничного джема, оставшейся на столе после предыдущего посетителя, смакуя по капельке сладкую жидкость. Мюу смотрела на море поверх солнечных очков и внимательно слушала Сумирэ.
— И что было дальше? — спросила она.
— Это все, — ответила Сумирэ, сложила таблоид и кинула на стол. — Больше — ни строчки.
— А с этими котами, с ними-то что стало?
— М-м… — Сумирэ, скривив губы, задумалась. — Газеты везде одинаковые. Никогда не пишут о том. что действительно хочешь узнать.
Пчелы, словно почувствовав что-то, вдруг сорвались все разом в небо, церемониально позудели там крылышками, разнося свое жужжание на всю окрестность, выписали в воздухе вираж и снова вернулись на стол. После чего с прежней жадностью принялись лакомиться джемом.
— Интересно, какая судьба у этих котов. — сказала Сумирэ. Она оттянула вперед ворот своей футболки, которая была ей велика, и расправила на ней складки. На Сумирэ были майка и шорты, надетые на голое тело — Мюу случайно узнала, что на острове Сумирэ ходит без нижнего белья. — Кто знает, может, их казнили: ведь эти коты познали вкус человеческого мяса, и, если бы остались и дальше разгуливать на свободе, могли бы превратиться в котов-людоедов. Или же, наоборот, им сказали: “Вы, парни, и так столько всего натерпелись”, и признали котов невиновными.
— А ты бы как поступила на месте мэра этого городка или начальника полиции?
Сумирэ ненадолго задумалась.
— Ну, например, отправила бы их куда-нибудь в трудовую колонию для принудительного возвращения на путь истинный. Чтобы сделать из них вегетарианцев.
— Неплохая идея. — Мюу рассмеялась. Потом сняла солнечные очки и повернулась к Сумирэ. — Мне это напомнило первую лекцию по католичеству, которую я услышала в средней школе. Не помню, рассказывала я тебе или нет о том, что шесть лет училась в очень строгой католической школе для девочек. Сначала, в младших классах, я ходила в обычную районную школу, а потом перешла в эту. Ну так вот, едва закончилась торжественная церемония приема новых учеников, то есть нас, как появилась некая выдающаяся монахиня, собрала всех нас в аудитории и рассказала, что представляет собой католическая мораль. Она была француженкой, но по-японски говорила совершенно свободно. Думаю, эта пожилая монахиня тогда много о чем рассказывала, но я запомнила и до сих пор не могу забыть одно место в ее лекции — о коте и необитаемом острове.
— Интересно, — сказала Сумирэ.
– “Судно потерпело крушение, и тебя выбросило на необитаемый остров. В спасательную шлюпку удалось сесть лишь тебе и еще одному коту. Вас носило по волнам в открытом море, пока, наконец, не прибило к необитаемому острову, на котором одни скалы и нет ничего, похожего на пищу. Источников с пресной водой — тоже. В лодке есть немного галет и воды: одному человеку можно кое-как протянуть дней десять”. Что-то в этом роде, примерно так она говорила.
На этом месте монахиня обвела нас всех взглядом и хорошо поставленным голосом, который было слышно в самых дальних уголках аудитории, сказала следующее: “Закройте глаза и постарайтесь представить себе такую картину. Вы вместе с котом оказались на необитаемом острове. Одинокий остров, затерянный в море, и нет никаких шансов, что за десять дней кто-нибудь придет на помощь. Когда кончится еда и вода, вы, скорее всего, умрете. Как вы поступите? Скажете, что кот страдает с вами на равных, и будете делиться с ним теми крохами еды, что у вас есть?” Монахиня замолчала и снова посмотрела на нас. Затем продолжила: “Нет. Это ошибка. И правильнее, если вы не будете делиться едой с котом. Почему? Потому что вы — благородные существа, избранные Богом, а коты — нет. Так что эти галеты вы должны съесть сами, в одиночку”, — очень серьезно сказала монахиня.
Сначала я решила, что это, должно быть, шутка. А дальше — раз! — и последует веселая ударная фраза, в которой заключена соль всего анекдота. Однако ничего подобного не прозвучало. Монолог монахини плавно перетек к таким вопросам, как достоинство личности и общечеловеческие ценности, а я так и зависла в полном недоумении на том же месте, где меня оставили, — с котом на необитаемом острове. Непонятно, что за суровая необходимость заставила ее говорить с детьми, только-только поступившими в эту школу, именно о таких вещах? Я до сих пор не могу этого понять.
Сумирэ серьезно задумалась.
— То есть получается, что в конце концов можно съесть и кота?
— Ну не знаю. До этого наша монахиня как-то не договорилась.
— Вы католичка? Мюу покачала головой.
— Нет. Просто эта школа случайно оказалась рядом с нашим домом, вот меня туда и отдали. Да, еще форма в ней была очень красивая. Я была там единственной не-японкой.
— Вам неприятно об этом вспоминать?
— О чем? Что я кореянка?
— Да.
Мюу снова покачала головой.
— Моя школа была очень либеральной. Правила жесткие, это правда, а среди монахинь попадались странные, чудаковатые личности, но сама по себе атмосфера была очень прогрессивной, и никакой дискриминации. Нет, ничего плохого я не чувствовала. У меня появилось несколько хороших подруг, да и вообще мне нравилось в школе, как-то было радостно. Конечно, всякие неприятные истории в жизни тоже случались, и не раз, но позже, когда я выросла, стала самостоятельной. Хотя, если говорить о неприятностях, то у кого их не бывает? Только у каждого — свои.