— Каким?
— В основном — импорт вин. Ну, иногда еще разные музыкальные проекты. Все время курсирую между Европой и Японией. Ведь в моем бизнесе все движется и пульсирует, только если сам вкладываешь много усилий. Наверное, поэтому я умудряюсь одна работать вполне на равных с лучшими торговыми компаниями на рынке. Нужно столько времени и сил, чтобы наладить свою сеть, поддерживать бизнес на должном уровне. Впрочем, как иначе… — После этих слов Мюу, будто вспомнив о чем-то, подняла глаза на Сумирэ. — Кстати, ты говоришь по-английски?
— Ну, разговорная речь — не мой конек, говорю я так себе, но все же могу. А вот читать люблю.
— А как у тебя с компьютером?
— Не очень. Я привыкла к “вапро”, но если подучиться, наверно, справлюсь и с компьютером.
— Водить умеешь?
Сумирэ покачала головой. Однажды, еще на первом курсе, она попыталась поставить отцовский “вольво-универсал” в гараж и въехала задней дверцей в столб. После чего практически не касалась руля.
— Ну, хорошо. А какая разница между “знаком” и “символом”? Ты могла бы это объяснить, составив текст примерно в двести печатных знаков?
Сумирэ взяла с коленей салфетку, промокнула губы и положила ее обратно. К чему она все-таки клонит? Непонятно.
— Знак и символ?
— О, в моем вопросе нет никакого особого смысла. Это просто так, для примера.
Сумирэ снова покачала головой:
— Не имею ни малейшего понятия. Мюу улыбнулась.
— Если можно, я хотела бы лучше узнать, что ты умеешь. Скажем, что у тебя лучше всего получается? Ну, кроме того, что ты читаешь много книг и слушаешь много музыки.
Сумирэ аккуратно положила нож с вилкой на тарелку и, хмуро уставившись в некое пространство над столом, начала вслух рассуждать о себе.
— Что мне хорошо удается? Легче перечислить, чего я не умею. Готовить не умею, уборка — тоже не мое. В вещах всегда бардак, и вообще я их моментально теряю. Музыку люблю, но петь мне противопоказано — тотальное отсутствие слуха и голоса. Руки растут не из того места: забить ровно гвоздь — выше моих сил. Еще у меня топографический кретинизм, и я
вечно путаю “право” и “лево”. Когда злюсь, обычно что-нибудь уничтожаю: бью тарелки, ломаю карандаши, будильники. Потом, конечно, жалею, но когда на меня находит, то находит по полной, и тут ничего не поделаешь. Сбережений — никаких. Незнакомых людей я стесняюсь, почему — сама не знаю, и друзей у меня почти нет. — Сумирэ ненадолго умолкла, после чего продолжила: — Однако я могу очень быстро, вслепую набрать текст на “вапро”. Ничем особо серьезным, кроме свинки, никогда не болела, хоть я и не очень спортивная. Потом странно: я почему-то в ладах со временем и пунктуальна — во всяком случае, на встречи почти никогда не опаздываю. Мне все равно, что есть: к пище я равнодушна. Телевизор не смотрю. Бывает, хвастаюсь по мелочам и почти никогда не оправдываюсь. Примерно раз в месяц у меня ноют и деревенеют плечи, тогда я маюсь со сном, но вообще-то сплю хорошо. Месячные у меня проходят легко. В зубах нет ни одной дырки. И еще я вполне прилично говорю по-испански. Мюу подняла взгляд.
— Ты говоришь по-испански? Старшеклассницей Сумирэ провела месяц в Мехико, у
своего дяди, который работал там в торговой компании. Решив, что это хорошая возможность выучить испанский, она после месяца усиленных занятий неплохо его освоила. В институте Сумирэ тоже занималась испанским.
Мюу держала бокал за ножку и тихонько поворачивала его пальцами — будто закручивала винт в каком-то механизме.
— Что если тебе немного поработать у меня? Как ты на эго посмотришь?
— Поработать? — Не совсем понимая, какое выражение лица лучше соответствует такой ситуации, Сумирэ на всякий случай решила остаться привычно хмурой. — М-м… Вообще-то, за всю жизнь я ни разу по-настоящему не работала и даже толком не знаю, как отвечать по телефону. Раньше десяти утра в общественный транспорт я не сажусь. Мне кажется, что изъясняюсь я вполне понятно для окружающих, но вот выразить мысль вежливо и учтиво — тут уж увольте, не умею.
— Все это меня абсолютно не смущает, — просто сказала Мюу. — Кстати, как у тебя завтра со временем? Ты днем свободна?
Сумирэ машинально кивнула. Что тут особо раздумывать: уйма свободного времени — ее основной капитал.
— Хорошо, тогда, может, пообедаем вместе? Я закажу столик где-нибудь неподалеку, в спокойном месте, — сказала Мюу. Официант принес новую бутылку красного вина и наполнил чистый бокал. Мюу внимательно рассмотрела вино на свет, вдохнула его аромат и, смакуя, медленно сделала первый глоток. Все эти манипуляции были проделаны с изяществом, доведенным до автоматизма, и очень походили на экспрессивную каденцию в исполнении глубокого, вдумчивого пианиста, который годами оттачивал свое мастерство.
— Встретимся — вот и поговорим. Сегодня — нет работе, я хочу отдыхать. Хм… кстати, это “бордо” совсем не плохое, правда, не пойму, откуда оно.
Сумирэ стерла с лица хмурость и решилась спросить напрямую.
— Но мы ведь с вами только что познакомились, и вы обо мне практически ничего не знаете…
— Да. Наверное, так и есть, — согласилась Мюу.
— Так почему вы решили, что я могу быть для вас полезной?
Мюу покручивала в бокале вино.
— Я уже давно определяю человека по лицу, — ответила она. — Проще говоря, мне понравилось твое лицо. Как оно меняется. Очень понравилось.
Сумирэ вдруг перестало хватать кислорода. Она почувствовала: соски под одеждой отвердели. Почти машинально
Сумирэ схватила стакан и одним глотком выпила оставшуюся воду. Тут же из-за ее спины появился официант с лицом хищной птицы и снова наполнил его. Льдинки, падая, позвякивали, но до смятенного сознания Сумирэ звуки доносились, как из бочки, словно глухие стоны грабителя, заточенного в пещере.